Все стадии участия адвоката по арбитражным делам в Москве.

Вульф Шломо - Глобус Израиля



Шломо Вульф
Глобус Израиля
Зеленоватым, слишком густым даже для конца декабря туманом была
затянута вся сионистская территория, по которой Салах мчал свой
небесно-голубой мерседес. Тысячи белых фар неслись навстречу, красные огни
трассировали справа. Он обгонял решительно всех, не замечая несуразности
такого движения -- с любой скоростью. Не замечая, что машины и слева и справа
почему-то сконцентрировались в крайних рядах, как припаркованные. Как можно
требовать сосредоточенности на таких мелочах от человека, который намеренно
торопится к собственной гибели?.. После последних актов возмездия сионисты
так закупорили территории, что ни одному из учеников Салаха не светило
просочиться сюда. На смерть во имя Аллаха сегодня спешил не мальчик с едва
заметными усиками и горящими от счастья высокого доверия глазами, а маэстро,
пожилой профессинал, посланный собственной совестью. В Иерусалиме судят его
уцелевших ребят. Приговор им точно известен -- пожизненное заключение. При
любой мотивации страшно осознать в двадцать, что вся твоя жизнь пройдет в
тюрьме. Ободрить их может только параллельный приговор их судьям -- к
смертной казни через полное уничтожение. Салах лично, без ложного
человеколюбия вынес приговор фальшивому сионистскому суду и сам намерен
сегодня же привести его в исполнение -- обжалованию приговоры евреям не
подлежат и никогда подлежать не будут, у них нет права на жалость со стороны
Салаха и его соратников. В его суде нет ни адвокатов, ни присяжных, нет даже
никчемных советских заседателей-кивал. Он сам прокурор, судья и палач в
одном лице. Сегодня ему предстоит и роль смертника, ну и что? Чем его жизнь
дороже для близких, чем жизнь заточенных на всю жизнь мальчиков. Что же
касается жизни еврейских мальчиков, девочек, стариков и всех прочих, которая
сотнями прервется сегодня после того как сдетонирует двойное дно его
длинного мерседеса, то это Салаха совершенно не заботило: вина случайных
прохожих в самой принадлежности к проклятому племени. Если же среди прохожих
окажутся арабы, пусть Аллах примет их в рай вместе с Салахом, они -- невинные
жертвы той войны, которая идет на этой земле... Можно попробовать и
дистанционный заряд, но сегодня важна надежность, абсолютная. Он был готов к
смерти, но не к провалу с последующим унижением и муками в их власти...
Осталось только выстраданное, осмысленное смирение и удовлетворение, что
именно так он кончает свой жизненный путь, что он дожил до конца, достойного
конца для борца его калибра. Они получат от него последний привет. От
восьмилетнего перепуганного мальчика на увитой виноградом хайфской веранде.
Палестинского малыша, который с ужасом глядел на отца, лихорадочно
складывающего утварь в грузовичок. На мать, которая бессмысленно металась по
цветущему саду, умоляя отца не уходить: они больше никогда не пустят нас
обратно, причитала она. "Молчи, женщина, -- огрызался отец, -- Теперь мы будем
решать, кого и куда пустить обратно! Это их мы отправим туда, откуда они тут
появились -- в море. И оттуда они уже никогда сюда не вернутся. Утопленников
может прибить к берегу прибоем, но еще не было случая, чтобы они после этого
вернулись в свои дома. Евреи наконец получат от нас и от наших братьев все,
на что так давно претендовали -- нашу землю, но в пределах полосы прибоя, на
острых камнях! Если мы останемся, нас убьют вместе с ними. Слышишь? Это
пушки. Они не способны различать, кто именно остался в Хайфе. Уходите. Через
неделю-две я буду ждать ва



Содержание раздела